29 сентября 2015

Зеркало для героя. Фассбиндер

Любовь холоднее смерти. Она – со всеми ее превратностями и разрушительными побочными эффектами – главная тема всего творчества Фассбиндера. Умерший, по точному определению Харри Бэра, от «передоза работой», он не только навсегда изменил ландшафт немецкого кино, но и ценою собственной жизни показал, что любовь может оборачиваться как абсолютным самоуничижением, так и несущей смерть катастрофой. В Италии его называли «немецким Пазолини». При всех очевидных различиях, это сравнение более чем справедливо: для обоих любовь была парадоксом, роковым и неукротимым. Аккатоне, за тарелку макарон продающий невинную девушку – единственное ценное, что есть в его жизни, – вполне мог бы быть героем Фассбиндера. И это была бы настоящая история любви.

Сам он с детства испытывал в любви недостаток, и, заполняя сосущую внутри пустоту, с жадностью проживал чужие драмы в кинозале. Пытаясь понять себя, он всегда с большим интересом относился к другим – другой был для него единственным обещанием спасения. И, наверное, поэтому он так остро чувствовал преграды, внешние и внутренние, разъедающие любовь и ввергающие в отчаяние (роман Набокова с таким названием Фассбиндер экранизировал за 4 года до своей смерти). Настоящий ад – это не другой, это ты сам.

Всю свою недолгую, но стремительную жизнь он боролся с внутренними демонами, высвечивая их на экране. Оборотной стороной этого эксгибиционистского, неприкрытого мазохизма было столь же жестокое и требовательное отношение к другим. Но в этом и секрет фассбиндеровской харизмы, которую его фильмы источают до сих пор – и которой многие не могли и не хотели сопротивляться. Даниэль Шмидт, близкий друг Фассбиндера, тем не менее не раз получавший от него пощечины, говорил, что человек чувствовал себя в нем отраженным. В его фильмах много зеркал, – в них видят то, чем хотят казаться. Но вглядываясь в бездну его изломанной души, есть опасность увидеть то пугающее отражение, что мы стремимся скрыть от чужих глаз.

Страх съедает душу. Изо всех сил стараясь ее сохранить, Фассбиндер торопился действовать. Чтобы с такой скоростью и прямотой оживлять свои травмы и фантазмы и заставлять их танцевать перед собой, требуется недюжинная смелость. Но вперед его подгонял лижущий пятки «страх перед страхом». Он боялся остановиться, боялся, что без работы мрак заполнит его без остатка. 

С едкой усмешкой или без, но он постоянно должен был говорить горькую правду о человеческой натуре и об обществе, чем часто навлекал на себя критику и гнев. Он виделся беспринципным бунтарем, а на самом деле был человеком щепетильным и ранимым, не умевшим по-другому быть собой и хотевшим только, чтобы его любили. Тот же Даниэль Шмидт заметил, что Райнер Вернер в действительности был не Марлоном Брандо, которым всегда хотел казаться, а Мэрилин Монро. В 74-м году Фассбиндер экранизировал роман Теодора Фонтане «Эффи Брист». В интервью потом он говорил, что Фонтане жил в обществе, все ошибки которого он мог распознать и описать, и все же испытывал настойчивое желание быть его признанной частью. В не меньшей степени это характеризует и самого Фассбиндера, всегда переживавшего насчет того, как будут приняты его фильмы.

Как и Дуглас Сирк, кинематограф которого оказал на него решающее влияние, он стремился снимать фильмы, понятные всем, но вскрывающие при этом скрытые за фасадом благопристойности язвы общества. В них социальное зло никогда не существует само по себе, оно всегда обручено с чувствами и проникает в человеческие отношения.

После знакомства с Сирком Фассбиндер перестал бояться показаться слишком вульгарным и стал снимать откровенные мелодрамы. Рационализации он противопоставлял эмоции – на площадке и в своих картинах. Однако личное у него всегда определяется политикой, а политика имеет личное измерение (один из самых ярких примеров – новелла Фассбиндера из «Германии осенью»). Создаваемые им лабиринты противоречий Ханна Шигула сравнивала с ванночкой с проявителем, выносящей на свет то, что до того было невидимо: резкое свечение яда или скрытые нежности.

В своем эссе, посвященном Сирку, Фассбиндер писал: «Нельзя делать фильмы о чем-то, фильмы можно делать только чем-то, людьми, светом, цветом, зеркалами, кровью, одним словом, всем тем безумием, без которого нет смысла снимать».

Фассбиндер снимал свои фильмы болью и страданием – причиненными ему, и теми, что он приносил другим. Самый жесткий его фильм «В году тринадцати лун» был памятником погибшему любовнику, покончившему с собой после того, как Фассбиндер от него ушел. Чтобы снимать так, необходимо осознать, что любовь, как и режиссура, – это власть и насилие, принимаемые добровольно, или нет. Фассбиндер снимал о любви во всем ее уродстве и первобытной силе. В конце концов, не имеет значения, что делает важным для нас человека – наше собственное желание или неистребимое желание другого. Важно, что все мы чего-то желаем. И понимание, куда эти желания способны нас привести. Фассбиндер не бежал ни от первого, ни от второго.

Автор: Алексей Артамонов, куратор кинопрограмм и кинокритик