6 мая 2015

Язык мой – подруга моя

Моя подруга работает в кризисном центре для женщин. Недавно некий городской портал сделал материал о ней и других сотрудницах. В подзаголовке об одной из них было написано: «Она мужественно спасает клиенток». Подруга и ее коллега смеялись, что вовсе не мужественно она это делает, а очень даже женственно. Каждый раз, как у меня берет комментарий (или публикует мою статью) очередное издание, мне приходится особо оговаривать, а иногда даже биться за то, чтобы меня обозначили журналисткой, при том, что слово «журналистка» есть в словарях. Но так уж повелось, что большинству людей оно кажется неприглядным. В отличие от «журналиста». Ровно та же история с поэтом и поэтессой, художником и художницей, писателем и писательницей, да даже с водителем и водительницей. Женщины сами настаивают, чтобы к ним не применяли феминитивы. Ведь слова женского рода звучат легкомысленно, заставляют сомневаться в профессионализме и достижениях той, которую ими обозначают. Даже относительно дружбы женщины предпочитают слово «друг» подруге: «подруга», в противоположность «другу», не такая надежная, не такая близкая, на подругу нельзя положиться. А на друга можно. Зачем использовать плохое слово, если есть «нейтральное», для обоих полов? Но это только кажется, что «журналист» и другие такие слова — нейтральные. Недаром, если не известно, о ком идет речь, к этим существительным нередко приставляют прилагательные и глаголы вроде «достойный» или «пошел» — в мужском роде.

В ленте Facebook я видела такой некролог: «Сегодня скончался замечательный человек, правозащитник, публицист, писатель», и, пока я не дочитала до имени «Валерия Новодворская», я представляла мужчину. На дверях различных пунктов общепита постоянно встречаю объявления, где друг за другом идут «Требуется повар. Требуется уборщица». Понятно, что повар может быть любого пола, а вот уборщица — только одного. Как и профессор, врач, ученый, автор, президент, в конце концов. Как и няня, сиделка, и, конечно, проститутка. Социум с помощью языка настойчиво указывает женщинам их место и демонстрирует традиционное к ним отношение — как к людям второго сорта, которые нехороши во всем, кроме обслуживания.

При этом, несмотря на активное сопротивление социума, женщины, пусть пока и в небольшом количестве, пробивают себе дорогу в различные профессии, традиционно считающиеся «мужскими». Однако в речи эти женщины никак не обозначены, а, следовательно, — незаметны и в жизни. Будь то программисты, космонавты, политики, химики, физики: кажется, что все эти люди — сплошь мужчины. Иногда даже про феминисток в СМИ пишут «феминисты», что при чтении выглядит так, будто движение состоит из активных мужчин и примкнувших к ним женщин, которые остаются где-то за кадром.

Получается замкнутый круг: все профессиональные и активистские сообщества производят впечатление закрытых мужских клубов, и поэтому же и продолжают таковыми оставаться, ведь воспринимать их как пространства, где женщины уместны, никто не привык. Кроме того, для противников женского равенства такая ситуация становится поводом упрекнуть женщин в том, что они «ни на что не способны» и «ничего не сделали ни для прогресса, ни для культуры». Конечно, если покопаться, то можно узнать, что это далеко не так, но на поверхности женские достижения отнюдь не лежат.

По этой же причине полезные качества, необходимые для продвижения в различных структурах и в равной степени присущие обоим полам, обозначаются как мужские: для женщин звучит как комплимент, если про них говорят, что у них «мужской ум» или «стальные яйца» (однако, как свойственно патриархатному дискурсу, всегда поворачивающемуся к женщинам спиной, упреки в «недостаточной женственности» звучат ровно таким же образом). Зато мужчин, при желании их оскорбить, называют, например, «истеричками» (качество, считающееся исключительно женским), «шлюхами» (присущая только женщинам манера поведения), а то и вовсе «бабами» — это слово само по себе оскорбление.

Компанию из нескольких женщин и одного мужчины или даже состоящую исключительно из женщин во множественном числе обозначают существительным мужского рода (например, «студенты»). Если сказать наоборот, то это не только будет выглядеть «неестественно», но может еще и вызвать бурю возмущения: как это, мужчин посмели определить как женщин, нарушают права, репрессируют и все такое прочее.

Такая ситуация не может не возмущать борцов (видите, даже у этого слова есть только мужской вариант) за права женщин, ведь серьезные проблемы непосредственно связаны с теми, которые кажутся несерьезными — это называется системное угнетение. Ни о каких нововведениях в языке не ведутся такие споры, как о феминитивах: даже кофе среднего рода не возмущает пуристов (поборники «чистоты языка») настолько сильно. Что уж говорить о словах вроде «гуглить» или «лайкать», незаметно и прочно обосновавшихся в вокабуляре большинства современных людей. Можно вспомнить и другие изменения, которые постоянно и неминуемо происходят в языке, ведь язык — это живая структура, отражающая все происходящие в обществе процессы.

Однако когда речь заходит о феминитивах, у их противников сразу всплывает и «язык Пушкина», и «проблемы поважнее», и Институт русского языка, и множество других аргументов. Феминитивам пеняют за неблагозвучность (режут слух и глаза), с пеной у рта часами спорят об отсутствии необходимости в них, упрекают поборниц феминитивов в мелочности, приводят в пример английский язык (в котором, в отличие от русского, у существительных нет грамматически выраженного рода и согласования зависимых слов по роду). И это, на самом деле, тоже может многое сказать о том, как и чем живет общество.

Во многих языках славянской группы феминитивы есть: это и украинский, и болгарский языки. В иврите у каждого обозначающего профессию существительного есть и женское, и мужское окончание. В испанском и немецком языках в последние десятилетия тоже вводятся такие окончания — там есть слова Presidenta (исп.) и Kanzlerin (нем.). В английском сексистское Mankind (человечество, от man – мужчина, человек) почти вышло из употребления: на смену ему пришло нейтральное Humanity (человечество, от human - человеческий). В шведском языке под влиянием важных социальных изменений и вовсе вводят специальное местоимение для общения с трансгендерами или людьми, чей гендер неизвестен или неважен — нам до этого, к сожалению, как до Луны.

Что здесь можно сделать, как повлиять на ситуацию? Можно использовать уже имеющиеся феминитивы так, чтобы они из негативных определений превратились в позитивные. Например, мне поначалу мне было очень трудно называть себя журналисткой, ведь я привыкла к образу журналистки как «не умеющей связать два слова глупенькой девушки». Однако сейчас я с гордостью произношу: «Я — журналистка».

Можно также выдумывать феминитивы там, где они изначально не предполагались: многие феминистки уже используют слова вроде «авторка», «режиссерка», «лекторка». Так женщины делаются заметными там, где они присутствуют. И не беда, если это кому-то режет слух. Когда-то большинству слух резали и требования избирательных прав для женщин. Ничего, привыкли. Привыкнут и к феминитивам.

Полезные ссылки:

http://thequestion.ru/questions/117

http://aloevrukava.tumblr.com/post/79880149179

http://www.ehu.lt/uploads/files/book/docs/Pershay_S0_54366ac660f2a.pdf  

Авторка: журналистка и феминистка Белла Рапопорт