8 апреля 2014

Изобретение «традиционных сексуальных отношений»

7 марта 2014 года исполнилось 80 лет с тех пор, как Сталин сделал гомосексуальность незаконной. Сталинские идеологи создали классовую теорию естественности гетеросексуальности рабочих и крестьян. Именно этот современный миф о естественной гетеросексуальности, привнесенный во время правления Сталина и расцветший в поздний советский период, лежит в основе текущей одержимости традицией. Сложно понять, что имеют в виду те люди, которые используют понятие «традиционные сексуальные отношения». Кто-то считает, что термин заимствован у американских религиозных организаций, продвигающих традиционные семейные ценности. На мой взгляд, ответ кроется в особенностях российской и советской культуры. Мне кажется, это понятие отражает ностальгию по советскому прошлому, память о котором претерпела серьезные изменения. В последнее время многие оппортунистические сексологи и политики использовали такие сентенции для конструирования новой семейной идеологии.

Похоже, что понятие «традиционные сексуальные отношения» – это изобретение недавнее, появившееся после 1991 года. Мне неизвестны какие-либо примеры использования прилагательного «традиционный» в связи с какой-либо сексуальностью или типом сексуального поведения до распада СССР. Возможно, это прямая калька слогана американских консерваторов: «Традиционные семейные ценности». Однако даже если это заимствованный термин, я думаю, он все же не был бы столь популярным без соответствующего резонанса на месте. Это понятие уходит корнями в прошлое России, но такое прошлое, которое неправильно помнят.

Я хочу предложить несколько фривольную трактовку «традиционных сексуальных отношений» – такую, которая отражает конвенции сталинского и советского дискурсов о гендере и сексе. Существует три характерные особенности «традиционных сексуальных отношений»: дискурсивное замалчивание сексуальности, бесконфликтность гендерных отношений и жизнерадостность как основное психофизиологическое состояние. Комбинация этих трех элементов произвела такую сексуальную доктрину, которая натурализовала гетеросексуальные отношения в сталинской и позднесоветской системе ценностей. В сталинской культурной вселенной, конечно, не было места сексуальности, предполагающей неустойчивость и конфликтность. После его смерти, в позднесоветском обществе сексуальный вопрос оказался одним из многих «замороженных конфликтов» социальной и политической жизни. Считалось, что сексуальное просвещение молодежи было ненужным, не нужно было и обсуждать повседневные непроблематичные вопросы сексуальности. Говорить о таких вопросах – значит побуждать похоть, искусственно стимулировать сексуальное желание. Считалось, что такое желание извергается бесконтрольно, если не ограничивать его. Пусть лучше природа сама проложит для этого желания путь по подготовленным партией догматичным колеям воспитания, обучения и семейной жизни. Если вне этих каналов оставалась какая-то сексуальность, на этот случай сублимация являлась основной рекомендацией социальных инженеров.

Второй элемент, бесконфликтность, маркирует отношения между полами в следующем ключе: после Великой Отечественной войны гендерные отношения, несущие отпечаток лишений 1930-х и ужасных потерь 1940-х годов, оставались проблемой, которую партия решала призывами к преданному материнству и ответственной семейной жизни. Отсутствие конфликта в литературе соцреалистов поздней сталинской эпохи являлось характеристикой культурного застоя, а в своих гендерных ипостасях бесконфликтность является проявлением перерождения патриархата – стратегии по реставрации истощенного и изувеченного войной мужского достоинства. Мужчины хотели вернуться домой, чтобы утешиться в компании «традиционной» жены, а женщины, если они хотели заполучить жениха в новых условиях дефицита, должны были соответствовать этим ожиданиям.

Естественно, что патриархальная бесконфликтность коренилась не только в позднесоветском опыте, но и в довоенном сталинизме, которому были свойственны пропаганда гетеросексуальной семьи и переустановленные в советской культуре гендерные иерархии. Замечательный пример идеализированного отсутствия конфликта в гендерных отношениях можно найти в музыкальном фильме 1949 года «Кубанские казаки». Председатели соперничающих колхозов – казак Гордей Воронин (хороший управляющий) и деловая, но по-своему женственная Галина Пересветова (пример наилучшего управляющего) – влюбляются друг в друга. Казацкая гордость и мужественная эмоциональная сдержанность не позволяют герою признаться в любви. Пересветова уважает эти качества, что особенно заметно в сцене гонки на лошадях. Она позволяет рысаку Воронина выиграть, в результате чего сам Воронин находит, наконец, смелость, чтобы сделать признание в любви. Любящие воссоединяются, а соцреалистическая напряженность между «хорошим» и «лучшей», которая была двигателем сюжета, снимается. Пересветова отказывается от любых претензий, которые привели бы к гендерному конфликту.

На примере «Кубанских казаков» можно также объяснить механизмы жизнерадостности. Фильм, конечно, не изображает естественное разрешение желания любящей пары, показывая его физическое завершение, это нарушило бы канонические нормы дискурсивного замалчивания. Однако он демонстрирует замену: в финальной сцене два любящих друг друга председателя шагают через пшеничные поля, пока ряды тракторов и уборочных машин, на которых работают радостные колхозники, жнут и вяжут урожай для Родины. Светит солнце, земля дарует свои щедроты – так человечество осваивает плоды природы. Продуктивные сексуальное желание и желание трудиться тонко связываются в целенаправленной, веселой и яркой смеси, иллюстрирующей негласное правило советского сексуального порядка – жизнерадостность. В соответствии с этой нормой обильная природная энергия находится в наилучшем состоянии для продвижения вперед к цели большего производства по проложенным партией экономическим, политическим и социальным каналам. Новое обогащение обедненного советского народа произойдет спонтанно, по мере того, как возобновляется нормальная жизнь, потому что человеческая гетеросексуальная энергия – это как солнце в небе, плодородие земли и постоянно нарождающиеся вновь колосья пшеницы. Репродуктивная сексуальность была не результатом Эдиповой борьбы и обуздания суперэго своенравных инстинктов, а простой, естественной тягой. Коммунистический человек может пользоваться естественной сексуальностью без психологических фрейдистских драм.

Замалчивание, бесконфликтность и жизнерадостность в гетеросексуальных отношениях являлись квинтэссенцией советского сексуального желания вплоть до того, как путаница и разногласия не начали подрывать основы этой модели в 1970-х годах. Этот воображаемый мир сексуальных умолчаний, гендерной гармонии и производительных «естественных» отношений является тем, что, оглядываясь назад, вспоминают современные авторы с ностальгией, когда они призывают к традиционным сексуальным отношениям. Они изобретают «традицию» секса, которой просто не существует, потому что в поздний советский период молчание о сексе не было абсолютным, поскольку гендерный конфликт так и не был искоренен, а подлинное сексуальное изобилие было трудно испытать, засыпая в непосредственной близости от всех своих родственников, включая свекровь и детей.

В последнее десятилетие привычная политика простой надежды на возвращение к неким воображаемым «традиционным сексуальным отношениям» в результате политических заявлений и мягкого убеждения граждан была отвергнута. Теперь конструируется политика более яростного вмешательства в частную жизнь, которая навязывает государственную идеологию «традиционных сексуальных отношений» и семейных ценностей.

Дэн Хили,

Профессор современной истории России (Оксфордский университет)

Полную версию статьи читайте в книге «На перепутье: методология, теория и практика ЛГБТ и квир-исследований».

Перевод: Александр Кондаков