Назад на предыдущую страницу

18 марта 2016

Несвободная Европа: борьба ЛГБТ-сообщества Литвы

Литва – настоящий плацдарм Ватикана: здесь нет законов для трансгендеров, а гомофобная цензура, «защищающая» несовершеннолетних, действует здесь даже дольше, чем в России. В условиях информационной войны и политических интриг борьба ЛГБТ за свои права постепенно формирует в ультракатолической стране гражданское общество.

Уникальный контекст страны и Лига Геев

Тихая, чистая страна на северо-востоке Евросоюза, наш бывший комрад и религиозная спутница Польши – пожалуй, такой видят россияне Литву. Здесь дважды проходил Балтийский Прайд (в 2010 и 2013 годах) и работают правозащитные организации, в частности, «ЛГЛ» – «Лига Геев Литвы».

«Я вообще-то не юрист, – сразу же после нашего скайп-знакомства сообщает основатель ЛГЛ Владимир Симонко. – Я по образованию звукооператор, закончил Ленинградский Иститут Киноинженеров, ЛИКИ, сейчас он, наверное, по-другому называется. Долгое время я работал на студии в Вильнюсе, но потом моя жизненная история чуть-чуть изменилась. Я сделал камин-аут на киностудии, это было в 1991 году. Потом я понял, что невежество людей на таком высоком уровне, что ушел с киностудии и стал заниматься правозащитной деятельностью. С образованием звукооператора».

Основанная Симонко в 1993 году ЛГЛ занимается массой проектов в Литве и в целом в ЕС, поддерживая ЛГБТ+ на всех уровнях: от законотворчества («мы, как сторожевые собаки, пытаемся не пропустить тактические вылазки наших оппонентов, когда они ставят вопрос на голосование в парламенте за час до этого голосования») до адресной помощи в ЛГБТ-центре. Название «Лига Геев» символическое. Это дань истории, хотя, конечно, организация занимается проблемами всех, кто относится к аббревиатуре ЛГБТ+, а не только геев. В 95-м основателям Лиги пришлось фактически ввести слово «гей» (по-литовски gėjus) в литовский язык, предоставив Комиссии по языку стопку вырезок из газет и таким образом переведя слово «гей» из языка СМИ в язык юриспруденции. С тех пор название организации берегут.

В 90е годы путешествие литовского народа в поисках своей идентичности только начиналось, и тогда казалось, что еще несколько лет, и Восточная Европа будет такой же, как Западная. Владимир разделял светлые надежды других либерально настроенных литовцев. Но связь с консервативной Польшей и амбиции Ватикана, который Симонко откровенно называет «манипулятором маленьких европейских стран», повлияли на облик Литвы. Сейчас в трехмиллионной стране 75 % жителей считают себя католиками и большинство имеет фундаменталистские и гомофобные взгляды.

Самые уязвимые и беззащитные

«Церковь борется со всеми вещами, которые считает неприемлемыми, - говорит Симонко. Права ЛГБТ – это одна из тех точек, в которой церковь собирает людей не во имя чего-то, а против чего-то. Мы уникальная для Евросоюза страна, где в данный момент семь гомофобных и трансфобных изменений к законам или законопроектов лежат на столе в Парламенте, то есть в любой момент Парламент может достать этот проект и представить для голосования».

Трансгендеров можно назвать самыми уязвимыми внутри ЛГБТ-сообщества. В Литве не существует ни одного действующего закона о трансгендерах. В 2004-м году премьер-министр Бразаускас должен был представить закон о коррекции пола в Парламент, но «после разговора с епископом» отказался от этой инициативы. Из-за этого в 2005-м в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) обратился трансгендер L, который уже на тот момент проходил гормонотерапию и не мог обратить процесс перехода, но он так и не дождался закона. Решением ЕСПЧ в отношении Литвы было: выплатить L 30 000 евро и в течение трех месяцев принять закон, регулирующий транс-переход. Но Литва ограничилась выплатой штрафа. С тех пор Страсбург каждые полгода напоминает Литве о незавершенном деле, однако Литва уже 10 лет ничего не меняет.

        

Цензура, или Закон о защите несовершеннолетних от воздействия отрицательной публичной информации, похожий на российский, действует с 2009-го года. «Они включили информацию о гомосексуальных отношениях как вредную, плюс включили вопрос о полигамии, поставили их вместе, – рассказывает Симонко. – Интересно, а при чем тут полигамия?»

Шум, поднятый правозащитниками на всех уровнях, заставил Президента поначалу наложить вето на закон (заблокировать). Но его вскоре переформулировали: вредной информацией стала называться та, которая противоречит Конституции (а в Конституции сказано, что брак – это союз мужчины и женщины). В 2013-м году закон был использован против ЛГЛ: видеоприглашение на Балтийский Прайд с публичными камин-аутами не прошло цензуру общественного телеканала и было разрешено к показу только после 11 вечера, вместе с рекламой алкоголя. Позже цензурировали книжку сказок: автор Неринга Дангвиде посвятила две из них гомосексуальной любви. Иски о дискриминации рассыпались в судах из-за закона о цензуре.

Усыновление запрещается однополым парам, хотя де-юре такие пары вообще не существуют. «У нас к семье относятся с трепетом, и консерваторы пытаются сделать ее определение очень жестким, – считает Симонко. – Были попытки изменить определение семьи в Конституции так, чтобы ею не могли считаться даже такие союзы, как, например, мать-одиночка с ребенком. Это абсолютно шовинистские, фашистские попытки сжечь мосты на тот случай, если однополым парам удастся приблизиться к изменению определения семьи. Конституцию сложно менять и, слава богу, Гражулис – это наш клоун, вроде вашего Милонова – застрял в день голосования в пробке. Его голоса не хватило для принятия поправки. Это был анекдот. Мы все радовались».

Травля или буллинг – еще одна серьезная проблема в Литве. ЛГЛ поднимает вопрос травли и пытается доказать важность проблемы, но в системе образования закрывают на нее глаза. «К нам одна мама принесла конспект ее дочки, сделанный на уроке религии, – рассказывает Симонко. – Это страшно. Я до сих пор не могу поверить, что то, что было написано рукой этой девочки – это все было сказано во всеуслышание, там было в классе 20-25 человек. Все это было законспектировано с интересными ошибками, потому что девочка в первый раз писала такие вещи. Например, там было, что гомосексуальность – это зло, что все гомосексуалы болеют ВИЧ, что НГО финансируют из Европы, что гомосексуалы не могут иметь детей и всегда заканчивают жизнь самоубийством. Набор страшных фраз, и самое ужасное, что сделать с этой учительницей ничего нельзя, потому что вопросы религии не входят в компетенцию Уполномоченного по правам человека».

Из подполья через политическую дверь

На вопрос о том, можно ли однополым парам держаться за руки и обниматься в общественных местах, Владимир озвучивает то, что и так приходит на ум: «Большинство гомо- или бисексуальных людей, конечно, включает самоконтроль. Чтобы никто не комментировал. Нет ни одного дневного кафе, где встречалось бы наше сообщество. Говорят, мол, нам не надо, нам и так хорошо. В общественных места очень больно смотреть на то, как гетеросексуальные пары свободно проявляют взаимную симпатию. Я когда иду по улице, вижу просто засилье гетеросексуальной любви... Конечно, это здорово для них. Но я хотел бы, чтобы и мы не мучили себя подпольем.

Моей самой большой наивностью была уверенность в том, что перемены придут очень скоро. Никто никогда не рассказывал мне о том, что чем больше мы боремся за свои права, тем сильнее вырастает оппозиция. Это процесс двусторонний. И чем ближе мы придвигаемся к нашей цели – оппозиция тоже не дремлет. По Ленину, помните: шаг вперед, и два назад».

Симонко считает себя «неофициальным политиком» и признается, что наслаждается политической игрой, в которой можно победить, либо предложив оппоненту что-то, от чего он не сможет отказаться, либо загнав оппонента в угол. «И когда они уже в углу – это, знаете, как мышь ловят, и она сама потом выбегает». По его убеждению, если сконструировать неудобную для официального представителя страны ситуацию («Мы можем сделать так, что в Швеции ему зададут такой неудобный вопрос!») и подкрепить ее медийным освещением, можно добиться результатов, не покидая удобного кресла с чашкой кофе и наблюдая за процессом со стороны.

            

Однополые партнерства

«Оптимистично я могу сказать, что Литва осталась одной из немногих стран в ЕС, где никак не регулируется вопрос об однополом партнерстве. Я думаю, что, может быть, это само собой решится, когда Литва станет самой последней в списке таких стран: как-то автоматически Литве станет неудобно, и закон этот наконец-то примут. В этом плане время работает на нас. Даже если мы ничего не будем делать, может произойти чудо. Мне этот закон нужен, мы с моим партнером живем больше 24 лет вместе».

Самое главное в активизме

Владимир Симонко: «Ощущать и видеть конкретных людей, для которых ты работаешь. Это один из эффективных путей, которым формируется гражданское общество. Естественно, мы небольшая страна, мы все еще находимся в поиске своей идентичности. Для меня это болезненный вопрос. Иногда перестаешь верить, кажется, что работаешь только для себя, ты вот такой сумасшедший, который не находит никакой поддержки. Видеть людей, для которых мы работаем – это для меня очень важно».

Автор: Ольга Эшпай, журналистка

 Комментарии



Опубликовать в социальные сервисы